Олеся открыла свою тетрадь с итоговой контрольной работой по географии, и её глаза застлали слёзы. Внизу, под изрисованной красной пастой страницей, стояла жирная красная двойка.
– Нечего сказать, молодцы, – начала говорить Нонна Сергеевна, раздав работы. – Нет, вы мне объясните, в чём дело? Что с вами случилось? Контрольную полкласса на «пары» написали!
Нонна Сергеевна, преподаватель географии и, кроме того, директор школы, была очень строгой. Поэтому её все боялись и недолюбливали. А на самом деле 6 «А», который «наполовину» написал на пары, был вовсе не плохим классом, только вот уж эта контрольная…
Олеся молча глядела в тетрадь с двойкой, и слёзы капали из её красивых карих глаз на клетчатую страницу тетради. Она, одна из самых прилежных учениц, получила «два»! Девочка сама не могла объяснить, как это произошло. Она же учила! А ведь ей ни в коем случае нельзя было получать двоек!
Урок продолжался. Нонна Сергеевна продолжала своим педантичным тоном что-то вещать, но Олеся её не слушала. Ей показалось, что она слышит голос её строгой мамы, которая ещё в январе, после новогодних каникул, сказала девочке: «Вот если в течение третьей четверти у тебя не будет ни одной двойки ни по одному предмету, на весенние каникулы мы с тобой поедем в гости к бабушке в Воронеж». Олеся знала свою маму, которую она очень любила и всегда ею гордилась. Но девочка понимала: как мама сказала, так и будет. Одна двойка – и никто к бабушке не поедет.
Всю четверть Олеся училась хорошо. И вот теперь, за четыре дня до конца четверти…
– Самой высокой точкой Земного шара является гора Эверест или Джомолунгма, – продолжала Нонна Сергеевна. – Высота её почти девять километров.
Олеся, конечно, очень соскучилась по бабушке, но в воронежскую деревню она стремилась не только по этой причине. Олеся знала, что снова увидится с Артёмом – мальчиком, живущим по соседству с бабушкой. С Артёмом Олеся познакомилась прошлым летом. Это произошло как-то случайно: в воронежской деревне, где жила бабушка, местные ребята чем-то Олесю обидели. Девочка долго сидела у дома одна и скучала, тут-то и подошёл к ней этот незнакомый тогда ещё мальчик.
– Ну что, скучаешь? – спросил он простым, почти даже ласковым голосом.
Олеся повернула голову и посмотрела на мальчика. Уже вечерело, и летний деревенский вечер мягко ласкал верхушки деревьев в садах.
– Может, пройдёмся совсем чуть-чуть? – спросил мальчик Олесю и опять улыбнулся какой-то загадочной улыбкой. Потом он молча протянул девочке свою руку.
Олеся немного смутилась и подала ему руку. И они пошли вместе вдоль дороги, как старые друзья. Ох уж эта география: самая высокая точка, самая низкая, равнины-горы-косогоры…
Это был необыкновенный мальчик, который относился к Олесе как к самой близкой подруге. Они провели вместе всё лето. Для Олеси Артём был тоже единственным, тем единственным, о котором Олеся тайно думала по ночам и только ему говорила всё, что скрывала от других. Светлые глаза Артёма и его улыбка заставляли маленькое сердечко Олеси сильно биться, но это была её тайна. Никто-никто, кроме, наверно, самого Артёма, об этой тайне не догадывался. И вот лето прошло, и пришла пора уезжать Олесе домой, в большой шумный город. Артём провожал Олесю и её маму до вокзала.
– Ну, не скучай, – дружелюбно и просто сказал Артём, – а приезжай на каникулы осенью.
Но на осенние каникулы Олеся не приехала: у мамы на работе оказались срочные дела, и она не смогла взять отпуск за свой счёт, а одну Олесю отпустить, конечно же, мама не могла. На Новый год Олеся заболела и опять осталась дома. Начался отсчёт дней до весенних каникул. Девочка изо всех сил старалась учиться, потому что знала, что одна двойка уже всё испортит. И вот сейчас, за четыре дня до каникул, на уроке географии случилось это ужасное.
От одной мысли, что до июня (это в лучшем случае) она не увидится с Артёмом, у Олеси потекли слёзы. Она видела, что остальные одноклассники вроде бы почти спокойно отреагировали на свои двойки, и понимала их: для них двойка или тройка ничего не решит.
– Может, вы прекратите реветь? – грозно обратилась к Олесе Нона Сергеевна. – Вместо того чтобы слёзы пускать, лучше бы за учёбу взялась. А остальные тоже хороши…
Все опустили глаза. Никто не смел что-то сказать строгой, прагматичной и сухой (и в то же время полной!) Нонне Сергеевне, которая держала всех в ежовых рукавицах.
Сердце у Олеси билось изо всех сил. Она не могла больше держать себя в руках, это было не в её силах. Тут позвенел звонок, и класс оживился. Ведь сейчас урок со стеклянной, строгой и надменной Нонной закончится, и будет литература, которую вёл любимый классный руководитель 6 «А» Алексей Игоревич.
Алексею Игоревичу было лет двадцать пять. Он приехал в прошлом году откуда-то издалека, вроде из Сибири, и был очень простым, открытым человеком и, главное, до безумия любил литературу и своих учеников.
Прозвенел звонок на урок, и 6 «А» класс, приуныв после географии, чуть оживился.
– Ну что ж, здравствуйте, здравствуйте, ребята! – как всегда бодро и весело, войдя в класс, сказал Алексей Игоревич. – Ребята, посмотрите, погода-то какая сегодня! Весна, март! Ещё чуть-чуть, и ка-а-никулы!
Тут он весело подмигнул ученикам. Олеся, как и все остальные ученики и ученицы, любила Алексея Игоревича за его постоянную живость, бодрость, какую-то неистовую страсть не только к литературе, но и к природе, ко всему живому. Он всегда горел изнутри и жил этой бодростью и каким-то неведомым ученикам счастьем.
Алексей Игоревич сел за учительский стол, окинул взглядом учеников и, заметив грустную и чуть унылую атмосферу в классе, весело сказал:
– Ну, докладывайте, что у вас стряслось.
– Да география, – пробубнил Тучкин, сидящий за первой партой, получивший тоже «два». Впрочем, для него двойка не была редкостью.
– Контрошу плохо написали, – пояснила Аня Николина, староста.
Алексей Игоревич облокотился на стол.
– Так, значит, опять по лужам скакали вместо учёбы? – сказал Алексей Игоревич просто и бодро. – Ну не грустите, ведь двойка по географии – это ещё не конец света!
Олеся даже не подняла глаз. Она не могла взглянуть на учителя: девочка знала, что Алексей Игоревич начнёт «допрос» и обязательно выяснит, в чём же дело. Он, молодой педагог, вдобавок ко всему обладал способностью по глазам видеть то, что творится в душе у каждого ученика. Не конец света…
Пожалуй и конец! Неужели она, Олеся, и эти каникулы просидит дома? Ах, двойка, двойка! Зачем же вообще существуют эти оценки?
Алексей Игоревич начал урок, бодро глядя на класс.
– На прошлом уроке я задал вам, ребята, выучить стихотворение Лермонтова «Парус», – сказал Алексей Игоревич. – Ну, кто хочет ответить? Выходи, Тучкин, у тебя что-то нет оценок.
– Я не выучил, – пробубнил Тучкин.
Нонна бы, конечно, поставила «два». Но Алексей Игоревич только понимающе взглянул на Тучкина.
– Ну что же поделать? Бывает, ведь все же мы люди, правильно? Я тебя, Саша, понимаю. У всех есть дела, ты, наверно, просто не успел. Но на завтра всё-таки постарайся…
Алексей Игоревич был удивительно добрым и мягким человеком. Он и не подозревал, что этот Саша Тучкин вчера до восьми вечера носился с друзьями по двору, а потом смотрел телевизор и играл в компьютер, вместо того, чтобы хотя бы прочитать «Парус» Лермонтова.
Нередко из кабинета директора можно было услышать такой разговор:
– Это же невообразимо, Алексей Игоревич, – говорила Нона Сергеевна. – Сколько можно потакать ученикам и всё им позволять? Будьте построже с ними, с ротозеями этими!
– Они вовсе не ротозеи, – говорил Алексей Игоревич. – Мои ребята очень трудолюбивые и творческие. А с плохой дисциплиной надо бороться путём привлечения детей через творчество к предмету!
– Да кто же сейчас, в наши дни, пытается творчеством заинтересовать детей? – кипятилась Нонна Сергеевна. – Двоек всем им наставить и всё. Они же по-другому не понимают!
– Понимают, – говорил Алексей Игоревич. – В каждом заложено стремление к совершенству, к добру и человечности. И даже если некоторые хулиганят, не понимают слов, это всё временно и это можно исправить!
Одним словом, с Нонной Сергеевной у Алексея Игоревича были далеко не лучшие отношения. Они часто спорили, и их споры, как правило, не приводили ни к чему хорошему. Но 6 «А» любил именно Алексея Игоревича – за всю ту душевную доброту, которую он дарил своим ученикам.
Ах, если бы он знал, что значит для Олеси её двойка по географии! И тут вдруг Олесе на уроке литературы пришла в голову прекрасная мысль. «Так ведь за четверть всё равно у меня будет «3» поэтому предмету, – подумала вдруг девочка, – и если я не покажу тетрадь с двойкой, то никто и не узнает…
Олеся знала, что обманывать никого, особенно маму, нельзя. Но сейчас другого выхода не было. Девочка снова повеселела и стала слушать, что говорил с такой яркостью и выражением Алексей Игоревич про Лермонтова. И вдруг, словно ни с того ни с сего он сказал:
– Да, кстати, ребята, хочу вам напомнить: завтра будет родительское собрание. Ведь конец четверти, понимаете, друзья?
Родительское собрание! Господи, за что же это! Ведь на собрании точно будут показывать родителям классный журнал. С двойкой Олеси по географии… Что же делать? Не говорить маме про собрание? Нет, это нехорошо. Да и мама сама всё узнает, сама позвонит в школу, она же очень интересуется успехами Олеси. Всё, прощай, каникулы! А Артём…
Олеся снова зарыдала. И на этот раз уже по-настоящему.
Уроки закончились. К Олесе подошли её подружки, которые догнали её в раздевалке.
– Ну что ты расстроилась? – спросила её Лена. – Ведь двойка – это ещё не конец света, как сказал наш Алексей Игоревич. Мы, Олесь, тебя поддержим, и Алексей Игоревич тоже.
– В самом деле, – добавила Таня. – Поверь, всё образуется. Хочешь, мы поможем тебе справиться с этой географией?
– Таня, Лена, – проговорила Олеся, поспешно одеваясь. – Спасибо, девочки, но мне сейчас нужно побыть одной…
На улице царила чудесная весна. Всюду звенела мартовская капель, чирикали в лужах воробьи. А солнце играло в голубом небе и резвилось, в лужах отражались пушистые большие облака. А какой запах весны, талого снега и чего-то ещё неуловимого чувствовался во всём! Олеся шла, опустив голову. Конечно же, для неё всё закончилось, и выхода нет.
– Эй, Олеська, постой! – послышался сзади крик.
За ней бежали Саша Тучкин и Ульхин Петя, одноклассники девочки. Олеся знала, что от этих мальчишек можно ожидать только какой-нибудь пакости, и прибавила шаг. Тем более, ей сейчас было не до них.
Тучкин и Ульхин догнали Олесю с каким-то весёлым свистом.
– Извините, мальчики, я очень тороплюсь, – быстро проговорила Олеся.
– Слушай, у нас есть к тебе дело! – вальяжно сказал Саша. – Да постой же ты, куда так несёшься?
Мальчики не отставал от Олеси.
– Мы хотим помочь тебе, – сказал Петя. – У нас, например, есть идея.
– Какая ещё идея? – спросила Олеся, не останавливаясь.
– Насчёт твоей двойки по географии. И наших тоже. Ведь и мы с Саньком накуролесили.
Олеся приостановилась.
– Завтра наши предки на собрание придут, и нам капут, – сказал Саша. – И тебе, Олесь, влетит от мамы, если она увидит твою парашу.
– И что вы предлагаете? – спросила Олеся.
– А вот что, – небрежно сказал Саша. – Мы возьмём и завтра перед собранием спрячем куда-нибудь журнал.
– Куда же вы его спрячете? – спросила Олеся.
– А куда угодно, – проговорил Саша. – Хоть ко мне домой.
– И это, по-вашему, хорошо? – спросила Олеся.
– Да чё уж тут церемониться? – спросил Саша. – Да и потом, мы ведь ничего не сделаем с журналом, на другой день вернём его и положим на место после собрания.
– А если засекут нас в этом деле? – вдруг вставился Петя. – Не слишком ли это подозрительно? Бац – журнала нет. Наутро бац – на месте. По-моему, уж тут надо действовать решительно: порвать журнал или, ещё лучше, сжечь.
– Точно, – подхватил Саша. – И двоек наших как ни бывало. И твоей, Олеська, тоже. Решено?! Поможешь нам в этом деле?
– Что вы, ни за что! – сказал Олеся. – Да это же преступление, нам же за это попадёт!
– А что «попадёт»? Ведь никто не узнает, что это мы! Это всё будет тайно.
Олеся зашагала, даже не оборачиваясь.
– Мне с вами говорить не о чем, – сказала она.
Пройдя шагов двадцать, она вдруг остановилась. А каникулы? А Артём? А бабушка, а как же… Ведь мама завтра на собрании узнает про двойку, а если не будет журнала, то не будет и двойки…
Олеся колебалась. Она понимала, что сейчас, вот в эту минуту всё зависит от неё. Один миг сейчас может всё решить. Девочка вспомнила те чудесные вечера с Артёмом прошлым летом, слова мамы и сегодняшнюю историю с двойкой.
– Мальчики, стойте! – негромко окликнула их Олеся.
Те повернулись.
– Мальчики, постойте, как вы хотите… расправиться с журналом? Как вы его?
Саша с Петей оживились снова.
– Да я же сказал, в костёр! – повторил Саша. – Да Олесь, не парься, нам ничего не будет за это. Говорю же, никто не узнает. Соглашайся!
– А как вы хотите стащить журнал из учительской? – дрожащим голосом спросила Олеся.
– В том-то и дело, что мы хотим это поручить тебе, – сказал Петя. – Из учительской журнал вынесешь именно ты.
– Почему именно я? – спросила Олеся. – А нельзя ли как-нибудь, чтоб вы сами?
– В том-то и дело, что нет. А представь, засекут нас. Увидят, что мы с Петькой выносим из учительской журнал, привяжутся – мол, зачем. А к тебе не привяжутся, ты же прилежная. Учишься хорошо, и вообще тебя все учителя любят. Да не бойся, мы на шухере встанем, никто тебя не засечёт.
– Но… – начала Олеся.
– Значит, завтра собрание в пять, – прервал её Петя. – Журнал мы выносим после занятий в половине третьего, находим момент, когда все преподы уйдут. Ну, отвечай быстро, ты согласна?
– С-согласна, – еле слышно проговорила Олеся.
– Значит, сжигать будем на заднем дворе, на мусорной свалке, – шепнул Петька. – Не волнуйся, всё будет инкогнито. И гуд бай, наши пары!
Мальчики пожали Олесе руку, и разошлись.
В свои двенадцать лет Олеся была уже взрослой девочкой. Она была всё время очень чувствительной и эмоциональной, в то же время она хотела казаться строгой и деловой девочкой. К сожалению, быть такой, какой ей хотелось, получалось не всегда. Она легко могла выплеснуть свои переживания, потому что сдержать их было не в её силах.
В то же время Олеся была довольно скрытной со своим богатым внутренним миром. Она не любила делиться чем-то самым сокровенным и, вместе с этим, была очень ранима.
В свои двенадцать лет Олеся уже обладала какой-то особой красотой, которая была подчёркнута этой строгостью стиля жизни и своей загадочностью. Поэтому на неё уже частенько заглядывались мальчики – даже более старшего возраста, но она ни с кем близко не дружила – девочка была верна самой себе и Артёму, о котором она не забывала ни на минуту.
И вот теперь Олеся решилась на такой опасный шаг. Она знала, что если связаться с этими двумя шалопаями, то это ничего хорошего из этого не выйдет, но…
– Ну что, дочка, как в школе дела? – спросила мама, когда Олеся вернулась домой.
– Всё нормально, мамочка, – стараясь как можно меньше волноваться, сказала Олеся. – Да, кстати, – Олеся добавила как бы невзначай, – завтра у нас в школе родительское собрание.
– Знаю, – сказала мама. – Я уже звонила в школу. Обязательно приду. Мне очень интересно знать, как там дела идут у моей дочери.
Вечером Олеся даже повеселела.
«Всё получится, у нас всё получится, – убеждала она себя. – Мы всё сделаем так, что никто не узнает и ничего не подумает».
Ей показалось, что задумка с журналом очень даже удачна. Только бы никто завтра не заметил её, когда она будет выносить журнал. А может, лучше, если мальчики сами утащат журнал? Нет, не лучше, они же сказали, почему.
И впереди будут каникулы, широкие весенние просторы воронежской деревни, луга и дали, где Олеся провела прошлое лето. Всё получится, ну конечно, получится!
Девочка мысленно перенеслась в ближайшее будущее, которое, если всё будет хорошо, скоро наступит, и почувствовала счастье.
Следующий день тянулся нескончаемо долго. Олесе казалось, что кто-то специально раздвинул уроки, чтобы этот учебный день нарочно как можно дольше не заканчивался. Саша с Петькой весь день на уроках валяли дурака и только на большой перемене, когда все убежали в столовую, задержали Олесю и шепнули ей: «Так, значит, в половине третьего!»
Наконец занятия закончились. Ребята стали потихоньку растекаться – учебная среда подходила к своему логическому завершению
– Олеся, ты чего не идёшь домой? – спросила её Таня, видя, как девочка вместо того чтобы собираться, как-то странно ходит по школьному коридору из угла в угол.
– Да у меня ещё… ну дела кое-какие, – соврала Олеся, и ей стало неловко.
– А, ну ладно, – весело махнула рукой Таня. – У тебя мама на собрание придёт? Ну давай, пока, Олеся.
Все ученики разошлись. Было без пятнадцати три, школа уже затихла. Олеся чувствовала себя ужасно неловко, ей вдруг стало совсем неуютно в прежде уютном коридоре школы. Петька с Сашей куда-то запропастились, как специально. Сказали, что будут в половине третьего, а сами… А может, они пошутили? Нет же, они сейчас приду, всё будет налажено, никто не узнает об Олесиной двойке, и уже в субботу они с мамой уедут в воронежскую деревню, к бабушке и…
Олеся посмотрела в окно. Весенний день был в разгаре. Ах, до чего же красивы эти деревья, лужи, в которых отражается солнце, и луч солнца, заглянувший в окно пустынного школьного коридора! Олесе казалось, что этот весенний луч заглянул в окно специально для неё. Вот он ласкает её и дарит ей первое весенне-мартовское тепло.
Тут послышались шаги – Саша Тучкин и Петька Ульхин. Луч сразу перестал играть в окне школы – всё стало обыкновенном.
– Поднимайся скорее на второй этаж, к учительской, – шепнул Саша Олесе. – Мы идём за тобой. Значит так (он повернулся к Олесе). Ты сейчас заходишь в учительскую, хватаешь журнал, и мы, поджидая тебя в коридоре, незаметно убираем его в сумку. Вот в эту – специально её взяли для журнала. Ну, идём!
Олеся с мальчиками поднялись к учительской. Они старались идти как можно тише, еле ступая на носочки.
– Ну, открывай дверь, – сказал Саша Олесе. – Ты приоткрой чуть-чуть, чтобы убедиться, что там никого нет!
Олеся вдруг испугалась.
– Мальчики, а может, вы сами? А если там директор?
– Да никого нет, говорю! – зашипел Петя. – Ну-ка, я загляну!
Но планы ребят не оправдались. В учительской сидела Ольга Евгеньевна, учитель математики. Она сидела у самого окна, проверяла тетради и не заметила заглянувшего Петю.
– Вот те и на! – прошептал Петя. – Придётся ждать, пока она уйдет. Тогда и похитим журнал.
–А если она не уйдёт? – спросила Олеся. – Что мы тогда будем делать?
– Да уйдёт, куда же она денется!
Прошло минут двадцать. Ребята спрятались за угол коридора и пристально следили за дверью. Наконец Ольга Евгеньевна вышла из учительской, воткнув в дверь ключ.
– Заперла! – шепнула Олеся.
– Да только ключ в двери оставила, не видишь, что ли? – сказал Петя, когда математичка скрылась в другом конце коридора. – А теперь – быстро действовать! Раз она не заперла учительскую, значит, сейчас вернётся. Или, что ещё хуже, Нонна придёт туда. Давай, Олеська, настал решающий момент!
Петя с Сашей потёрли ладони.
– Ну иди скорей, Олеся, не тяни кота за хвост!
Девочка, волнуясь, открыла дверь учительской. Господи, где же журнал? А, вот же он, где и всё, лежит. Дрожащими руками Олеся схватила журнал и бросилась было бежать. Но тут то ли от волнения, то ли от неосторожности девочка задела книжный шкаф – сверху с грохотом полетели книги.
– Ну скоро ты там? – прошептал Саша, заглядывая в учительскую. – Хватай журнал и беги!
Зачем Олеся принялась поднимать книги, она не отдавала себе отчёта. Девочка их стала торопливо ставить обратно на полку, как вдруг из одной книги посыпались какие-то открытки.
– Да что ты там, застряла что ли? – послышался голос Петьки. – Засекут ведь!
Девочка сложила мигом все открытки в стопку – на большее у неё не было времени. Она выскочила из учительской с журналом в руке.
– Давай его сюда! Молодец! – ликуя, сказал Петька.
Журнал был убран в сумку, и ребята бросились к выходу. Слава богу, они ни на кого не наткнулись. Только в конце коридора им встретилась уборщица, домывающая пол, которая стала ругаться, что «все дети ходят без сменки, и ей уже в пятнадцатый раз приходится перемывать коридор».
Ребята, миновав уборщицу, вышли на улицу. Отойдя на безопасное расстояние, они убавили шаг.
– Ну ты, Олеся, молодец! – похлопал её по плечу Саша. – С тобою хоть в разведку, хоть куды; хоть туды, а хоть сюды.
Саша сказал так складно, что Олеся даже рассмеялась.
– Так держать! – поддакнул Олесе Петя. – Теперь – на свалку, где и ждёт наш журнал расправа!
Но Олесе почему-то стало не по себе от одной только мысли, что она стащила журнал и сейчас его несёт на уничтожение.
Напрасно Олеся убеждала себя в том, что об этом никто не узнает, что всё будет тайно. Что-то начинало мучить Олесю, и это было ощущение чего-то нехорошего и преступного. Вот они теперь идут и идут по улицам родного города…
Чем дальше они шли, тем больше какое-то угрызение начинало мучить Олесю. Ей казалось, что все прохожие оборачиваются и смотрят на них и на их сумку, в которой лежал классный журнал 6 «А», и говорят про себя: «И что это они в сумке несут? Наверно, что-то украли!»
Саша с Петькой, наоборот, чем дальше шли, тем больше ликовали.
– Всё получилось незаметно, инкогнито, как говорится! – сказал Петька. – Бац – и всё, нет журнальчика.
– Ребята, а, может, мы зря это с вами затеяли? – осторожно спросила Олеся. – Ведь мы же плохо поступили, ведь так же нельзя.
– Фи, да разве в наши дни хоть кто-то думает, когда делает, что льзя, а что нельзя? – усмехнулся Саша, и только сейчас Олеся заметила, какое у него неумытое лицо.
Олесе вдруг стало стыдно и неприятно за то, что она идёт с такими мальчишками. Да что это были за мальчишки! Первые хулиганы в классе! Именно их чаще всего вызывали к директору «на ковёр» за разбитые окна, курение за углом и всё такое. Зачем, зачем она, эта красивая, прилежная и воспитанная девочка, связалась с ними?
«Слава богу, скоро всё закончится: журнал сожжём – и всё, всё плохое закончится!» - успокаивала себя Олеся.
Вдруг она увидела, что мальчики её завели в какие-то незнакомые дворы, где валялись битые стёкла и бутылки.
– А куда мы идём? – спросила вдруг Олеся. – Мальчики, долго ещё?
– Да недолго, – сказал Саша и небрежно плюнул. – А вона и свалка. Там-то мы с тобой и расправимся, кондуит несчастный!
Олеся облегчённо вздохнула. Неужели мучаться осталось недолго?
Место, куда мальчики привели Олесю, было отвратительным. Это была самая настоящая городская свалка, устроенная на пустыре. Под ногами Олеси валялись битые бутылки и прочий мусор: банки, склянки, разломанные кровати с торчащими пружинами, какие-то железяки. Под большой горой мусора сидел обросший бомж и что-то ел.
– Ой, – воскликнула Олеся, увидев его.
– Да не бойся ты, – сказал Сашка. – Это дядя Ваня, местный житель. Он тут всегда тусуется. Поверь мне, ему сейчас не до нас.
– Как, вы его знаете? – удивлённо и с отвращением спросила Олеся, еле шагая по кучам мусора.
– А как же? – ответил Петька. – Мы же тут каждый день бываем.
– И что вы тут делаете? – Олесю подёрнуло холодком.
– А когда чё, – махнул рукой Петька. – То дерёмся, а то колотим друг друга. Короче, дурью страдаем. Стоп, пришли. Здесь будем сжигать. Санёк, ты спички-то хоть взял?
Олеся оглянулась по сторонам. Она находилась на примятом месте, где, очевидно, и устраивались все эти драки. Она уже тысячу раз пожалела, что пришла сюда, что согласилась, связалась с этими мальчишками, но было уже поздно.
В мгновение ока мальчишки натаскали кучу сухой прошлогодней травы. Саша торжественно достал из сумки журнал.
– Ну что, голубчик с двойками, – торжественно и громко произнёс он. – Ты живёшь последние минуты!
С этими словами он швырнул журнал на кучу хворосту – тот самый журнал, который всё время лежал на столе учителя.
Олесю вдруг обуял ужас.
– Мальчики, не надо!
– Что «не надо»? – почти зло сказал Сашка.
– Не надо… журнал, – с мольбой проговорила Олеся.
– Поздно, голуба, – вставился Петя. – Теперь уж всё сделано, осталось только последнее самое. Санёк, ты бензинчик где-то тут держал?
Неизвестно откуда Санёк достал склянку с бензином и полил им аккуратно классный журнал.
– А теперь поджигай, – сказал Саша, подавая девочке спички.
– Нет, я же не умею, да… – у Олеси ломался голос. – Может, лучше вы сами?
– Поджигай! – приказал Сашка.
Олеся с дрожью в руках взяла спички.
Журнал вспыхнул изо всей силы, вместе с хворостом. Пламя стремительно поднялось вверх. Журнал горел быстро; исписанные листы с двойками, четвёрками и пятёрками моментально превращались в пепел.
– Ур-ра!!! – неистово заорал Сашка. – Долой кондуит, гори скорей, ура!
– Гори, гори прежняя жизнь! – крикнул Петька. – Гори, прежняя плохая жизнь!
Олеся стояла, остолбенев. Пепел вместе с дымом летели на её чистое пальтишко, на её лицо. Что она сделала, что?
Радости Петьки и Сашки не было конца. Они скакали до тех пор, пока костёр не прогорел, и они до конца не выдохлись. Тогда они присели на брёвнышко, и Сашка достал сигареты.
– Олесь, давай с нами! – сказал он. – Это такой кайф, ты попробуй!
– Нет-нет, – замотала головой Олеся и вдруг испуганно посмотрела на часы.
Боже мой, уже половина пятого! Сейчас мама уйдёт на собрание, а Олеся так и не вернулась домой! Сотовый она, как специально, забыла. Что сейчас она скажет маме?
– Мальчики, мне пора! – сказала Олеся, торопливо оглядываясь.
– Да ну чё ты как не наша? – спросил Петя, пуская дым. – Посидела бы с нами тут как культурный человек, мы бы сейчас за пивком сбегали…
– Нет-нет, я побежала!
Олеся бежала изо всех сил. Как же это она не уследила за временем? Сейчас от мамы будет такое за то, что она задержалась. Девочка несколько раз упала, споткнувшись о какие-то вёдра, прежде чем покинуть эту гадкую свалку. А что, если мама уже ушла?
Нет, мама была дома. И когда Олеся позвонила в дверь, мама ей тут же открыла. Она была очень недовольна.
– Где ты пропадаешь? – строго спросила она. – Погляди на часы!
– Мамочка, я в школе задержалась… - сказала Олеся, не смея смотреть маме в глаза.
– А почему куртка грязная? И дымом от неё несёт? – тут мама взглянула на часы. – Ой, да я же на собрание опаздываю! Ладно, вечером с тобой ещё поговорим. Сейчас я сама на собрании всё узнаю, чем они там в школе детей занимают и почему до пяти часов держат.
Входная дверь хлопнула. Олеся осталась одна в квартире. Только сейчас девочка поняла, что она совершила. Она представляла себе, как сейчас, готовясь к собранию, Алексей Игоревич обнаружит пропажу журнала и пойдёт к Нонне, подумав, что он у неё. Не найдя журнала, Нонна выйдет в класс в начале собрания и скажет всем: «У нас куда-то пропал журнал. Кто-то из ваших детей его стащил, чтобы сжечь». Мама придёт домой, вспомнит, что от курточки Олеси пахло дымом, и всё поймёт! Что тогда будет ей? Как же каникулы в Воронеже?
И тут Олеся поняла, что она ужасно устала. От всего: от скрываний, от этих Сашки с Петькой, от собственных мыслей и переживаний. Девочка легла на диван, и её глаза сами закрылись. Длинные пушистые ресницы девочки стали слипаться. Вот бы сейчас рядом был бы Артём… Он бы выслушал, всё понял, поддержал. Но когда же теперь она увидится с ним, с этим добрым, умным и светлым человеком, который для него дороже всех на земле?! Да и захочет ли Артём с ней говорить после того, что она, Олеся, натворила?
«Мама вечером всё узнает, поймёт, и всё кончено, – подумала Олеся. Но подумала она слабо и вяло, сил уже не было. Олеся уснула.
Когда она проснулась, в комнате было уже темно. На кухне гремела посудой мама – значит, она уже вернулась с собрания.
Олеся встала и пошла на кухню. На удивление, мама была в превосходном настроении.
– Ну что, отдохнула, дочка? – спросила она. – Давай пить чай, уж поздно, собрание затянулось.
– Как там… в школе? – спросила несмело девочка.
– Да всё хорошо, – сказала мама. – Алексей Игоревич, кстати, очень хвалил тебя, сказал, что ты очень творческая девочка и вообще одна из лучших учениц. А помнишь, что я тебе говорила? Если ты не получишь за всю четверть ни одной двойки, то мы с тобой поедем к бабушке на весенние каникулы. Ты, дочка, старалась, – мама обняла Олесю, – а за всякое старание должно следовать вознаграждение. В субботу, то есть послезавтра, вы уже не учитесь, и я уже купила билеты!
Олеся не знала, радоваться или не радоваться. Видно, журнал просто не потребовался для собрания…
Ночью Олеся спала плохо. Ей снился костёр и Нонна Сергеевна, которая почему-то была с хоботом и длинными ушами, как у слона. Нонна при всём этом заставляла Олесю сжигать целые пачки классных журналов. Журналам этим не было конца, и Олеся всё кидала и кидала их в костёр, испытывая при этом какой-то ужас, пока наконец, не проснулась.
Первым уроком была литература.
– Ну, здравствуйте, друзья мои! – весело воскликнул Алексей Игоревич. – Поздравляю вас с тем, что завтра у нас последний учебный день в третьей четверти!
Класс радостно встрепенулся.
– Сегодня у нас будет обобщающий урок по творчеству Лермонтова! – уже загоревшись искрой интереса, сказал Алексей Игоревич, показав на доску, где были уже приготовлены цветные фотографии: имение в Тарханах, портрет Лермонтова и рисунки самого поэта.
Алексей Игоревич хотел было уже с привычным бодрым жестом открыть журнал, но тут вспомнил, что не взял его в учительской.
– Олеся, будь добра, сходи, пожалуйста, за журналом в учительскую, – весело и непринуждённо сказал он. – Так увлёкся Лермонтовым, что совсем забыл про него!
Олеся вздрогнула и побледнела.
– А почему я? – невольно вырвалось у неё.
– Ну не хочешь, так не надо, – просто сказал Алексей Игоревич.
– Давайте я схожу, – сказала Аня Николина, староста.
Через минуту Аня вернулась.
Олеся сидела как на иголках. Сейчас всё решится и обнаружится. Она взглянула на «соучастников»: Петя и Саша сидели, равнодушно зевая, как ни в чём не бывало.
– Нет журнала, – сказала Аня.
– А, ну ладно, наверно, кто-то из преподавателей взял, – беззаботно сказал Алексей Игоревич. – Четвертные отметки выставить.
Урок продолжался. До чего же ярко, образно говорил Алексей Игоревич! Каждое его слово открывало перед учениками удивительный мир книг, писателей и каких-то неведомых тайн. На уроках у Алексея Игоревича всегда было интересно. Он ни разу не читал свои лекции по конспекту. Да и разве можно было назвать его уроки скучным словом «лекция»? Нет, эти удивительные минуты, когда благодаря Алексею Игоревичу перед всеми учениками открывалась дверь в мир литературы, были неповторимы. Алексей Игоревич не любил повторять одни и те же формы проведения урока. Один раз он придумал путешествие на двести лет назад, когда классный кабинет каким-то чудом превратился в лицейский класс Пушкина. А в какие «Рождественские посиделки» превратил он изучение повести Гоголя «Ночь перед Рождеством»! Ребята как раз перед Новым годом изучали это произведение. И вот, при сиянии свеч и под какую-то очень хорошую музыку ребята вместе с Алексеем Игоревичем разыграли сценки из «Ночи перед Рождеством». Олеся ни за что не могла забыть этот чудесный урок. А потом, уже под самый Новый год, ребята с Алексеем Игоревичем разучили колядки и отправились по квартирам соседских домов, 31 декабря… И, что примечательно, ни один житель их не прогнал, и ни один не отказался открыть дверь непрошеным гостям. Олеся тогда заболела и встречала Новый год с температурой. И что бы вы думали? Алексей Игоревич со всем классом пришли и к ней на колядки! Они ей принесли целый мешок апельсинов и конфет и устроили такое представление для Олеси и её родителей!
Ни один учитель во всей школе никогда не устраивал таких интересных вещей. Все уроки, будь то география, биология, математика проходили обыкновенно: урок-объяснение нового материала, урок-закрепление нового материала, урок-контрольная и так далее. Алексей Игоревич ни разу не устраивал детям даже самой обычной скучной контрольной. Знания он проверял всегда нетрадиционным путём: то они с ребятами разыгрывали фрагмент из литературного произведения, то устраивали суд над литературным героем…И все (может, конечно, почти все) всегда были готовы к литературе. А у Олеси по литературе всегда была пятёрка. Девочка могла необычайно эмоционально прочитать текст, войти в роль и моментально преобразиться, измениться до неузнаваемости…
– Алексей Игоревич, дайте, пожалуйста, журнал, – дверь вдруг открыла завуч. – Мне нужно в итоговую ведомость отметки перенести.
– Да его взял, наверно, кто-то, – ответил Алексей Игоревич. – В учительской нет, спросите у остальных педагогов!
На первой большой перемене завуч вызвала Алексея Игоревича в учительскую. Пропажа журнала дала о себе знать.
– Да я у всех педагогов спросила, никто не брал, – говорила завуч. – Вы его точно не брали? Мне нужно срочно ведомости заполнить, а журнала – нет.
– В половине девятого его уже не было, – оправдывался Алексей Игоревич.
Тут в учительскую вошла Нонна Сергеевна. Она была и так уже чем-то рассержена, и известие о странной пропаже журнала 6 «А» её, по-видимому, не очень обрадовало.
– Вот ещё мне тут детский сад устроили, – обратилась она ко всем сидевшим в учительской учителям. – Чтобы через час журнал был найден!
Но через час журнал не нашли. Пришла завуч и спросила у ребят, не видели ли они журнала. Конечно же, его никто не видел, кроме троих в этом классе. И никто больше никогда не увидит…
Журнал пропал. Напрасно Нонна Сергеевна пыталась повышать голос на преподавателей – все были в растерянности. Ни один из преподавателей не брал сегодня журнал, а когда стали спрашивать, кто и когда видел последний раз журнал, учительница математики сказала, что видела его вчера часа в два – он был на месте, лежал на самом верху пачки журналов. Потом все педагоги разошлись.
Весь этот день Олеся чувствовала себя неважно. Она плохо спала, и теперь у неё после всего этого и после того, что было вчера, болела голова. Ей почему-то казалось, что теперь она стала чужой для всех в классе и в школе. Она видела эту суету, которая творилась среди учителей и думала об одном: чтобы всё это поскорее закончилось, чтобы про журнал как-нибудь поскорее забыли и чтобы всё встало на свои места. Она чувствовала, что не в состоянии взглянуть никому в глаза и все уроки сидела, потупив взгляд.
После обеда в кабинет директора Нонна Сергеевна вызвала Алексея Игоревича на официальный разговор.
– Я уверена, что подобное могло случиться исключительно в вашем классе, – строго сказала она. – Куда же, по-вашему, мог пропасть журнал?
– Я не знаю, вчера он был… – начал оправдываться Алексей Игоревич.
– Так куда же он делся, скажите мне наконец? – выходя из себя, проговорила Нонна Сергеевна. – Не мог же он сквозь землю провалиться? Ну что вы молчите??? Пропал журнал, официальный документ, а вы словно совсем не имеете никакого отношения к журналу своего класса.
Директриса продолжала раскаляться.
– Кто-то его должен был взять, этот журнал? И вообще, я уже устала от безобразнейшей дисциплины, которая царит в вашем классе. На моих уроках они совсем разболтались. Они же ни черта не соображают, ваши дети!
– Напрасно вы так говорите, – сказал Алексей Игоревич. – Они очень творческие ребята.
– Ну что вы заладили: творческие, творческие! Что толку от этого вашего творчества? Дети должны на уроках знания получать. Для знаний они и ходят в школу!
– Извините, но вы тут ошибаетесь, – спокойно и мягко сказал Алексей Игоревич. – Поймите, знания ребёнок может получить и дома, из телевизора, из Интернета же, наконец. А школа должна, помимо знаний, научить ребёнка быть нравственным и духовным человеком.
– Духовным! – усмехнулась Нона Сергеевна. – Это же несерьёзно, Алексей Игоревич. Знания, конкретные знания – только они помогут человеку найти место в жизни, в современном технологизированном обществе.
– И тут вы ошибаетесь. Кроме знаний много чего ещё должна школа дать детям. Разве это не важно – уметь видеть прекрасное, ценить красоту и искусство? Помните слова Достоевского – «Красота спасёт мир». И задача нас, педагогов, научить детей беречь красоту, которая их окружает и дорожить ей.
– И вы хотите сказать, что ваши ученики умеют ценить красоту и видеть прекрасное, да ещё и разбираться в искусстве, – ехидно спросила Нонна Сергеевна. – Куда же в таком случае, делся журнал, главная красота вашего класса?
– Да причём тут журнал? А с вами тут я, пожалуй, соглашусь: не все мои ученики, да и не полностью, научились ценить красоту и искусство. Но я к этому стремлюсь. Поймите: это процесс не одного дня и даже не одного года. Но если все мы, преподаватели всех школ, будем воспитывать в своих учениках умение ценить тот общий духовный и нравственный опыт, накопленный человечеством, общество наше преобразится. Но, поверьте мне, на это нужно время и много-много сил.
– И чем же вы воспитываете эту нравственность? – снова с усмешкой спросила Нонна Сергеевна. – Тем, что вместо дела развлекаете своих учеников на уроках чем попало? У вас что ни урок – то спектакль, то экскурсия, то вообще непонятно что. А когда же учиться, наконец?
– По-моему, вы меня не понимаете, – сказал Алексей Игоревич. – А что касается моих форм работы, то все эти спектакли и экскурсии только пробуждают интерес к предмету, и тем самым дети приобщаются к искусству!
– В таком случае объясните мне, – недовольно сказала директриса. – почему же тогда, «приобщившись к искусству» на вашем уроке, они приходят ко мне на географию и, кроме того, как валять дурака и стоять на голове, они ничего не хотят делать?
–Значит, у вас должен быть необходимый индивидуальный подход, – сказал Алексей Игоревич. – А какой – это уже ваша задача. Я уверен, и уроки географии можно построить в такой форме, чтобы все дети заинтересовались предметом. Вы хоть раз попробуйте ввести на своём уроке что-нибудь новое, творческое, интересное. Вот увидите, результат будет!
– Глядите, он меня ещё и учить вздумал! – кипятилась директриса. – А вы знаете, что я, между прочим, старше и опытнее вас?!
– Нонна Сергеевна, поймите, – сказал Алексей Игоревич. – Я вас вовсе не хочу учить, я просто даю вам советы, как сделать так, чтобы все дети были заинтересованы и географией. Главное – понять, собираясь на урок к детям, что каждый ребёнок – личность, и к каждому надо найти свой, индивидуальный подход. Думайте о том, как каждый урок сделать не только познавательным, но и ярким, интересным и запоминающимся. И… тогда у вас всё получится.
– Фи, ну и загнул! Да они, эти дети, все на одно лицо, и у всех одно и то же в голове: лишь бы скорее убежать с урока или сделать какую-нибудь пакость. И после этого вы будете доказывать, что каждый ребёнок – личность?
– Да, личность. Каждая пара глаз, которая устремлена на учителя на уроке – это свой особый внутренний мир, полный тайн и стремлений.
– Что? Да вы в своём уме? Какой внутренний мир? – директриса готова была взорваться.
– Нонна Сергеевна, если вам этот внутренний мир каждого ребёнка не открылся, это не значит, что его нет! – сказал Алексей Игоревич.
С Нонной Сергеевной продолжать разговор было бесполезно.
В коридоре по пути к свому классу Алексей Игоревич встретил завуча.
– Не нашёлся журнал? – спросила она. – Что вы прикажете делать, если он так и не найдётся?
Напрасно Алексей Игоревич ожидал застать кого-то из своих учеников в классе – все уже ушли домой. Он сел и задумался.
Ночью Олеся не могла заснуть очень долго.
«Скорей бы это всё закончилось, – думала она, мучаясь и ворочаясь в постели. – Скорей бы пролетел завтрашний день… как-нибудь незаметно, сам по себе! А послезавтра, в субботу, уже наступят каникулы, и Олеся уедет отсюда… Уехать, уехать, только уехать! Чтобы всё это забылось, как дурной сон, и чтобы этот случай больше не мучил мысли!»
Олеся продолжала ворочаться под одеялом. Ей вспоминались детали вчерашней сцены с журналом, помойка, эти два её одноклассника… Чем они, эти Саша с Петькой, живут? Какие у них идеалы жизни, зачем они живут вообще, как они это понимают? А зачем она, Олеся, живёт? Она сопоставила жизнь этих двух сорванцов и свой вчерашний поступок и всё думала, думала и думала. И почему же она, Олеся, так страдает от совершённого поступка? А тем – до лампочки…
Девочка тихонько встала и подошла к окну. На дворе была весенняя мартовская ночь. По ночному небу неслись таинственные облака, сквозь которые светила полная луна. Вот бы Олесе взять и улететь куда-нибудь с этими облаками и луной. Куда? Да куда угодно, только подальше от всего этого: от школы, от этого города. А что будет, если вдруг кто-нибудь узнает о том, что она – причина пропажи журнала? Что будет тогда? Как это несопоставимо: эта чудесная безмолвная ночь, далёкие облака, сказочная луна и та гадость, которую вчера – или нет, уже позавчера – совершила Олеся. За что же она, двенадцатилетняя девочка вынуждена так страдать? Ведь она сделала это не со зла, не в отместку, а просто потому что она хотела встретиться со своим приятелем, другом и просто с человеком, о котором она не забывала ни на минуту. И тут вдруг Олеся задумалась: почему же на этом свете всё так запутано, и кто подскажет ей, как быть, как выпутаться из этой истории? Ведь она хочет добра всем и хочет быть хорошей, только почему-то не может всё делать так, чтобы быть хорошей…
Наутро Олеся проснулась какая-то усталая и измятая. Мама, посмотрев на дочку и потрогав её лоб, даже предложила ей остаться дома.
– Ведь сегодня последний учебный день, – сказала мама. – Завтра мы с тобой едем в Воронеж. Ты ведь не хочешь, чтобы поездка снова сорвалась из-за твоей болезни? Да и билеты уж куплены. Давай я зайду в школу и скажу, что ты себя плохо чувствуешь.
– Не надо, мама, – попросила Олеся, – я себя нормально чувствую.
Девочка понимала на каком-то подсознательном уровне, что не явиться сегодня в школу будет ещё хуже, чем даже сжечь журнал. Слава богу, сегодня последний день. Осталось совсем немного, всего день и всё, и Олеся уедет отсюда и начнётся у неё другая, спокойная жизнь. А к началу четвёртой четверти уже, наверняка, сделают новый журнал, и старое забудется.
В школе царила какая-то суетливая и рассеянная обстановка. Последний день в четверти. Какая уж тут учёба?
Первым уроком у 6 «А» должна была быть математика. Но вместо математички пришёл Алексей Игоревич. Он был, как всегда, веселым или… пытался делать вид, что весел. Он, как и прежде, весело поприветствовал учеников и сказал несколько слов о погоде, прежде чем начать говорить уже «по делу».
– Ребята, представляете, наш журнал до сих пор не нашёлся, – спокойно и всё равно бодро сказал он. – Куда же он исчез?
Олеся исподлобья взглянула на него. Нет, это ангел, а не учитель! Он не смел даже предположить, что к этому делу причастны его ученики, не то, что спросить открыто «кто похитил журнал».
Но все ребята знали, что им ещё достанется. Следующим уроком у ребят стояла география. Нонна Сергеевна сегодня была ещё в более взвинченном состоянии. Она целых сорок пять минут изливала свои речи на бедных шестиклассников.
– Это только у вашего Алексея Игоревича мог случиться такой инцидент, – громко при всём классе сказала Нонна в заключение своей демагогии.
Но тут класс вдруг встрепенулся. Всегда тихони, боявшиеся порой и взгляда Нонны, они наперебой стали кричать.
– Алексей Игоревич хороший человек!
– Он добрый, он честный, он справедливый!
– Он лучше всех учителей в школе, он самый умный! Всем до него ещё расти и расти!
Нонна Сергеевна такого не ожидала.
– Ну, знаете… – сквозь зубы процедила она.
Больше она ничего сказать не смогла. Она покраснела, как рак, и пулей вылетела из класса, хлопнув дверью.
Класс ликовал. Но рано…
На последнем уроке директор вернулась в 6 «А», и не одна, а… с двумя завучами.
– Ребята, вы прекрасно понимаете, какой случай произошёл у вас в классе. Потеря журнала – это ЧП для всей школы, – строго, чётко и спокойно сказала завуч. – Насчёт дисциплины в вашем коллективе и вашего отношения к Нонне Сергеевне мы ещё поговорим. А сейчас вот что мы вам скажем: установлено, что никто из преподавателей журнал не брал. Посторонние к нам в школу не заходят, у нас и вахта, и охрана есть. Остаётся один вариант – журнал был похищен кем-то из учеников. Я не хочу никого обвинять понапрасну, но напомню всем: классный журнал – важнейший документ, который проверяется департаментом образования и другими вышестоящими организациями. А тут ещё и конец четверти. Поэтому, если до конца сегодняшнего дня человек, похитивший журнал, не объявится, мы будем вынуждены повторно провести в вашем классе все контрольные работы за третью четверть. Следовательно, с понедельника, когда все уже будут на каникулах, вы придёте писать все контрольные по всем предметам. В противном случае, весь класс будет неаттестован по итогам третьей четверти. Я всё понятно сказала?
В классе воцарилась гробовая тишина. Никто не предполагал такого исхода.
– А теперь пойдёмте дальше, – сказала завуч Нонне Сергеевне. – По параллельным и остальным классам, необходимо всех поставить в известность.
Они ушли. Класс, словно поражённый молнией, остался сидеть на местах. Все смотрели друг на друга, ничего не понимая.
Через десять минут, когда все разошлись кто куда, к Олесе подошли Саша Тучкин и Петя Ульхин, её соучастники преступления.
– Олеся, слушай, что мы хотели сообщить тебе, – сказал Петька, шмыгнув носом. – Мы вынуждены сейчас же пойти и рассказать всем, что это сделала ты.
Олесю словно поразило током. Она не верила своим ушам. Ведь они вместе с ней сожгли журнал, вместе договорились о том, что всё будет инкогнито. И, наконец, они же сами её подговорили совершить такой поступок!
– Мальчики, вы… шутите? – дрожащим от ужаса голосом сказала Олеся.
– Какие уж тут могут быть шутки?! – протянул Петька. – Ты слышала, что нам сейчас замша сказала? Все контрольные придётся заново писать, если мы не сознаемся, что это сделала ты.
– Будто мне во второй раз написать все эти контроши! – встрял Саша. – Я и тогда еле-еле по некоторым предметам на «тройки» натянул. А сейчас я уже все материалы забыл.
– А у меня в том журнале четвёрка по истории стояла за четверть, – подхватил Петька. – По типу, мне второй раз написать этот дурацкий тест на четыре? Да ни в жизни! Да и потом, почему это мы должны в каникулы тут торчать и писать контроши заново? Все будут отдыхать, а мы, как левые, вкалывать, да? Идём, Сань.
– Стойте, мальчики! – с невыразимой жалостью простонала Олеся. – Мальчики, да разве это возможно? Мы же… Мы же вместе договорились, что ни слова, ни за что… Ведь я же не одна это сделала, мы же вместе украли и сожгли его!
– А что значит, вместе? – по-предательски нагло сказал Сашка. – Кто журнал стащил? Ты. Кто поджёг? Ты. Скажешь, нет? Пошли Петька, хватит уже тут детский сад разводить. Всё расскажем – и делов.
Они ушли. Олеся осталась одна в пустом кабинете. Она не знала, верить ли тому, что она сейчас услышала. Она понимала, что эти двое сейчас же «настучат», но, позвольте, неужели такое предательство возможно? Неужели она теперь осталась совсем-совсем одна, совсем-совсем чужая на свете?
И вдруг Олеся чётко и ясно поняла, что во всём виновата теперь она. Это она предала всех, наделала столько переполоха, из-за неё пострадал весь класс и Алексей Игоревич, любимый Алексей Игоревич тоже пострадал. А класс? И что же все эти дни Олеся думала только о себе, а не о других?
Олеся стала метаться по кабинету. Что делать теперь? Сейчас они на неё донесут. Мальчики всё на неё свалят, а сами выйдут сухими из воды. Так ей и надо, так и надо. И тогда Олесю исключат из школы. Что делать, что делать?
Её нервы не выдержали. Она упала лицом на парту и зарыдала. Её трясло. Девочка сидела одна-одинёшенька в пустом кабинете, и не услышала, как кто-то вошёл в пустой кабинет. Вдруг чья-то тёплая рука тронула Олесю за плечо. Это был Алексей Игоревич.
– Олеся, да что с тобой, Олесенька, да что ты? – ласково и убедительно спрашивал Алексей Игоревич, глядя на неё своими добрыми светлыми глазами.
И тут Олеся поняла, что она на этом свете не одинока.
– Это я… Это я во всём виновата! – едва сквозь всхлипы смогла выговорить девочка.
– Олеся, успокойся, я с тобой, – уверенно сказал Алексей Игоревич. – В чём ты виновата?
– Это я украла и сожгла журнал, – едва выдавила из себя Олеся.
Она боялась взглянуть на Алексея Игоревича. Сейчас он посмотрит на неё ужасным взглядом, и Олеся потеряет и его, любимого учителя. Но Олеся набралась сил и взглянула в глаза учителя.
Лицо Алексея Игоревича оставалось по-прежнему бодрым и уверенным. Он посмотрел на Олесю и дал понять, что она его ни за что не потеряет, что бы ни случилось. Странно, но этого Олеся не выдержала и снова упала лицом на парту.
– Да, поверь мне, дело не стоит твоих слёз, – сказал Алексей Игоревич. У него тоже сильно билось сердце.
– Нет, я гадкая, мерзкая, противная! – говорила Олеся, закрывая лицо руками. – Я не достойна того, чтобы вы со мной даже просто разговаривали!
– Олеся, ты не права! Ты самая лучшая моя ученица, ты всегда была для меня лучшей ученицей и навсегда останешься ею! – убеждал её Алексей Игоревич.
По глазам его было видно, что учитель говорит правду. И не для того, чтобы просто её утешить.
Тогда Олеся всё рассказала… И про уговор с мамой, и про Артёма, и про предательство одноклассников.
– Я слабая, бесхарактерная эгоистка, – сказала Олеся в конце своего рассказа. – Ведь я не смогла признаться во всем!
– Нет, Олеся, – твёрдо сказал Алексей Игоревич. – У тебя сильная воля. Ведь ты раскаялась сейчас, а значит, твоя душа уже чиста. И потом, почему ты эгоистка? Ведь ты же пошла на это ради человека, который тебе нужен, и которому ты сама нужна.
– Теперь всё равно, – сказала Олеся. – Уже про меня всё рассказали, и меня точно исключат из школы…
Алексей Игоревич вдруг серьёзно задумался. Но только на несколько секунд. Вдруг он вскочил и, хлопнув себя по голове, сказал, как всегда, бодрым тоном:
– Ну надо же! Олесь, я совсем забыл: мне надо срочно сделать один звонок! Посиди здесь, я сейчас вернусь!
Он выбежал из кабинета. Прошло минуты две, Олеся почувствовала неладное. Она бросилась в коридор. Откуда Алексей Игоревич пошёл звонить? Из учительской? Нет, его там нет. Значит, от секретаря! Олеся бросилась к кабинету секретаря. Если бы по пути не располагался кабинет директора, Олеся бы и не остановилась. Но она вдруг услышала громкий и удивлённый голос Нонны, доносящийся из-за закрытых дверей.
– Нет, вы мне объясните, почему, если вы потеряли журнал, вы только сейчас в этом признались? – кричала Нонна Сергеевна.
– Я всю школу на дыбы поставила, всё перевернула с ног на голову, а вы мне только теперь заявляете, что это вы потеряли журнал. Вы взрослый человек, вам не стыдно было? Объясните, почему только сейчас признались?
Олеся сначала не поняла, что к чему. Она не слышала, что ответил Алексей Игоревич, спустя минуту он вышел сам.
– Ты здесь? – спросил он удивлённо. – Значит, ты всё слышала?
– Зачем вы… это сделали? – спросила тихо Олеся.
– Я знал, чем это может для тебя обернуться, – тут Алексей Игоревич добавил прежним бодрым тоном: – Олеся, знай, что ты ни в чём не виновата. Это говорю тебе я. Отправляйся к бабушке, отдыхай и… выбрось из головы всё. Ты всё равно для меня останешься лучшей ученицей.
«Останешься?» Олеся не ослышалась?
– Прощай, Олеся, – сказал Алексей Игоревич. – Да, я больше не буду здесь работать. Но я буду вспоминать ваш класс, мой дружный и лучший 6 «А» и писать вам. Не волнуйся, контрольные вам переписывать не придётся заново. Всё выставят по текущим записям учителей.
Алексей Игоревич легонько обнял Олесю.
– Ну, прощай, – торопливо сказал он. – Будешь мне писать? И ребята пусть пишут. Я уезжаю. И прошу тебя: не вспоминай этот бестолковый случай с журналом…
Он ушёл. И с тех пор Олеся его не видела. На другой день она с мамой в поезде ехала на каникулы к бабушке в Воронеж. Она знала, что если всё расскажет Артёму так как есть, он её поймёт. И простит, как простил Алексей Игоревич.
Вдаль уходили поля и леса, проплывая в окне поезда. Олеся чувствовала, что в ней растёт, ширится и рвётся наружу что-то новое и непонятное. Она много поняла за эти дни, она стала совсем другой, новой Олесей. Впереди у неё была целая неделя, полная открытий, стремлений и всего-всего самого лучшего. И Алексей Игоревич для неё теперь навсегда останется лучшим учителем в жизни. Всякий раз, когда девочка вспоминала с тех пор Алексея Игоревича, сердце её наполнялось чем-то живым, солнечным и почему-то немного грустным. Может быть, это было чувство благодарности, которое невозможно выразить словами. За всё, что он сделал для неё, для ребят, для школы или, может быть, что хотел сделать – а это то светлое и прекрасное, ради чего и живут люди на земле.