- Ребята, скоро в нашей школе выйдет литературная стенгазета, - объявила пятиклассникам учительница Анна Юрьевна. – Если кто-то из вас сочиняет рассказы, сказки, а может, целые романы, может написать в эту газету.

- А стихи можно? – спросил Лёша.

- Конечно, можно, - согласилась Анна Юрьевна.

- Ну тогда я сочиню стихи! – гордо поднял голову Лёша.

- Ты сочиняешь стихи? – удивились ребята. – Что ж ты нам раньше об этом никогда не говорил?

- Подумаешь, стихи! – махнул рукой Лёша. – Это же проще простого – писать стихи. Тут и говорить нечего. Тяпнул, ляпнул – и готово!

- Хорошие стихи писать не так уж и просто, - заметила Анна Юрьевна. – Но если у вас есть талант…

- У меня – есть, - важно сказал Лёша.

Ребята засмеялась. На лице Анны Юрьевны тоже появилась улыбка.

- Ничего смешного нет, - вставился Антон. – Может, наш Лёша и вправду гений? Может, он будущий поэт? Моцарт, например. Или Левитан. Я, кстати, тоже стихи пишу. И что тут такого?

- Вот и прекрасно, - сказала Анна Юрьевна. – Вы вдвоём и напишите нам стихотворения для стенгазеты. Рано смеётесь, ребята! Может, они прославят наш класс!

- Что ж, напишем, - махнул рукой Лёша.

- Без проблем, - добавил Антон.

На этом ребята и разошлись.

- Это что же получается, - сказал Антон Лёше, когда они уже шли домой, - с трёх лет мы с тобой лучшие друзья, а ты мне ни разу не рассказывал, что пишешь стихи. Разве это по-товарищески?

- Да не пишу я никаких стихов, - беззаботно ответил вдруг Лёша.

- А вот это уже совсем не по-дружески. Всему классу растрезвонил про то, какой он талант в этом деле, а теперь – «не пишу!»

- Я в самом деле ничего не пишу. Честное слово тебе даю. Кстати, - сказал Лёша. – Ты мне тоже ничего не говорил про свои стихи.

- Так я ведь… я ведь тоже ничего не пишу. Ни стихов, ни рассказов.

- Значит, ты соврал?

- А ты? Тоже соврал.

- И вовсе не соврал. А просто так сказал.

- И я просто так.

- А что мы будем делать со стенгазетой? – остановился Антон. – Ведь мы же обещали.

- А ничего не будем делать. Может, они все уже забыли и про стихи, и про стенгазету.

- Да, забыли! У Анны Юрьевны знаешь, какая хорошая память? Помнит всё на свете. А уж девчонки от нас не отстанут, пока мы не покажем им свои стихи.

- А я говорю, забыли. Вот увидишь. Придёшь завтра в школу, а они все забыли.

Когда Антон и Лёша пришли на другое утро в школу, действительно никто не вспомнил про стихи. Не вспомнили и послезавтра. И даже послезавтра.

А вот когда наступило послепослезавтра, вдруг вспомнили. Это случилось на большой перемене, когда Лёша подбежал к Антону, чтобы радостно сказать «Я же говорил, забыли!» Но именно в этот момент к ним подошла Ирка Косичкина и таким же радостным тоном спросила: «А как стихи?»

- Пишутся, - деловым тоном сказал Лёша.

Если бы Антон его не ткнул карандашом в спину, Лёша бы сказал что-нибудь ещё, например, что он уже написал целую поэму Моцарта «Руслан и Людмила». Но Антон не только ткнул Лёшу карандашом, но ещё и посмотрел на Лёшу выразительным взглядом. В глазах Антона был вопрос «Может, признаться во всём?! И только потому, что в глазах Лёши был ответ «Только попробуй», Антон уверенно кивнул Ирке: «Конечно, пишутся!»

А тут и другие ребята стали подходить.

- Где же ваши стихи? Пообещали, а теперь молчат!

- А ещё хотели наш класс прославить. «Таланты!»

- Назвался груздем, полезай в кузов!

- Да говорят вам, стихи пишутся, - сказал находчивый Лёша. – Творческие люди не любят, когда их торопят. Поспешишь, как говорится, людей насмешишь. А если говорить честно, чтобы написать стих, нужно это, как оно называется… Вдохновение короче. И ещё надо, чтобы посетила музыка.

- Какая ещё музыка? Вы хотя бы стихи сочините, а уж музыки мы от вас не просим.

- Да это так говорят, что поэта посещает музыка, - сказал Лёша.

И тут начались мучения Лёши и Антона. Девчонки каждый день интересовались, как там пишутся стихи: их подстрекало настоящее девчоночье любопытство. Анна Юрьевна тоже не отступала.

- Глядите, стеснительные какие! – говорила она. – А вы знаете, что скромность – самый короткий путь к неизвестности? Одним словом – ждём!!!

Но всё это были лишь цветочки. Ягодки начались, когда вдруг Лёшу и Антона после уроков вызвали к директору. Весь день мальчишки сидели как на иголках, ломая голову над тем, за что их будет ждать Сергей Сергеевич. Обычно к нему «на ковёр» попадали за разбитые окна, курение в туалетах, драки на лестнице и прочие подобные проделки. Самое ужасное было то, что ни того, ни другого, ни третьего ни Лёша, ни Антон не делали, а их всё-таки за что-то вызвали.

Сергей Сергеевич был строгим, но справедливым человеком: он никогда не кричал на учеников, но умел так говорить, что даже самый неисправимый хулиган перед ним почему-то робел.

Когда настало время идти к директору, мальчишки долго стояли у двери его кабинета, переминаясь с ноги на ногу.

- Ну давай, иди вперёд, Моцарт, - сказал Антон. – Ты же у нас всегда самый находчивый.

- Ага, перед ребятами объясняюсь я, перед Анной Юрьевной – я, и теперь – тоже? Нетушки, флаги переходят в твои руки. Иди вперёд.

- Да не могу я. Я сразу заикаться начинаю, когда боюсь.

- Да что ты говоришь?

- Ещё как заикаюсь. Я однажды в три года так напугался собаки, что чуть на всю жизнь заикой не остался. Хотел сказать «мама», а получилось «Ам-ам-ам». И всё из-за собаки. Собаки вообще вредные. Бегают, гавкают, того гляди, набросятся.

- Собаки ещё поумнее людей бывают. Ладно, хватит, про собак. Идём. – Сказав это, Лёша зашёл в кабинет. За ним пожаловал Антон.

Сергей Сергеевич что-то писал, наверно, какие-то документы.

- А, заходите, заходите, - сказал он. – Подождите минутку, присядьте.

Мальчики присели на краешек дивана, продолжая раздумывать, за что же их вызвали. И, когда, наконец, Лёша решил, что за двойку по математике, которую он получил в прошлой четверти, а Антон – за то, что он не уступил место бабушке год назад в том же автобусе, где ехал кто-то из учителей школы, Игорь Сергеевич бодро встал, пожал мальчикам руки и весело заговорил:

- Ну что, знаменитые поэты? Очень похвально, что наша школа славится такими талантами, как вы!

Покрасневшие Лёша и Антон раскрыли рты, чтобы что-то сказать, но Сергей Сергеевич не дал им это сделать.

- Нет-нет, не отговаривайтесь. Мне всё уже Анна Юрьевна сказала. И что стихи пишете, и что вообще вы таланты. Теперь ближе к делу. Завтра у нас в школе выходит литературная стенгазета, и там как раз не хватает одной странички. Выручите, а? Принесите нам что-нибудь из своих стихов? Только не забудьте. Ну что, до завтра?

И директор снова принялся жать руки мальчикам.

- Вот уж влипли, так влипли, - сказал Лёша, когда друзья возвращались домой. – Что же теперь делать?

- Известно что. Стихи писать.

- А ты умеешь?

- Нет. А ты?

- Не знаю. Может быть, и умею. Ни разу не пробовал.

- Может, скачать из Интернета, и делов?

- Ага, а мне старший брат говорил, что есть такая вещь в том же Интернете, «Антиплагиат» зовётся. Забиваешь туда строчку из якобы твоего стихотворения, а он тебе тут же: «Ага, скачано с такого-то сайта тем-то тем-то во столько-то во столько-то».

- А ты думаешь, Сергей Сергеич знает про твой «Антиплакат»?

- Антиплагиат, дерёвня! Конечно, знает. Он же директор!

- Давай будем лучше сочинять. Приходи ко мне, и будем думать.

- Нет уж, лучше давай каждый сочинит сам своё стихотворение. А завтра выберем лучшее и отнесём в газету.

На том и порешив, мальчишки разошлись по домам. Когда Лёша шёл домой, он твёрдо решил, что сейчас сядет писать стихи. Однако придя домой, он зачем-то включил телевизор на 5 минут и стал смотреть сначала сериал про полицейских и угонщиков машин, затем мультики, а потом зачем-то стал смотреть передачу «Давай поженимся». И только через 2 часа Лёша вспомнил, что включил телевизор на 5 минут.

Сказав себе твёрдо: «Всё, давай пиши стихи», Лёша вдруг вспомнил, что забыл написать письмо одному приятелю, с которым отдыхал прошлым летом в лагере. Он включил компьютер, зашёл на mail, там он обнаружил несколько новых непрочитанных писем, начал на них отвечать, потом зашёл в какую-то компьютерную игру, сказав себе: «Вот последний уровень пройду и сяду писать стихи». Пройдя этот несчастный уровень, Лёша говорил: «Ну ещё следующий – и всё», но на следующем уровне было то же самое.

Только глянув за окно и увидев, что там стемнело, Лёша понял, что что-то не так. А именно – уже шесть часов, а стихи и не думают сочиняться.

Лёша уже сел за стол, взял белый лист бумаги и ручку, даже уже написал слово «стихи», как вдруг вспомнил, что забыл покормить рыбок в аквариуме. Лёша бросился кормить своих водоплавающих питомцев, и только хотел снова сесть за стихи, как зазвонил телефон.

- Алло! – закричал в трубку Лёша.

- Алло, - послышался знакомый голос Антона. – Ну как, сочинил?

- Нет ещё, - признался Лёша.

- Так что ты ждёшь?!! – вдруг воскликнул Антон. – Ты решил подвести нас и весь класс?!! Сколько уже времени прошло, часа 3, а ты так ничего и не сочинил?

- Да весь вечер в делах, - стал оправдываться Лёша. – Такие важные дела… Ммм… Ну, короче…

- Так, все дела – отставить, - уверенно сказал Антон. – И – быстро за стихи. И не говори, что некогда.

- Да ладно, ничего мне не некогда. Я телек два часа смотрел, да вот ещё в комп влип.

- Ну, знаешь, - рассердился Антон. – Это уже безобразие. Лодырь ты и бездельник, вот ты кто.

- Ну ладно, ладно, не пыхчи. Сам-то сочинил?

- Нет.

- Так что ты тогда меня ругаешь?

- Потому и ругаю, что сам не сочинил. На тебя одна надежда. Ты же у нас гений. Моцарт в некотором роде.

- А ну тебя, - обиделся Лёша. – Сам ты Моцарт.

Теперь уже нужно было незамедлительно написать хоть что-нибудь. Но тут вдруг Лёша столкнулся с серьёзной проблемой: стихи ни за что не лезли в голову. Лезли строчки из песен («твой взгля-а-ад, твой сме-е-ех, который так мне нужен…») и прочая чепуха, но только не стихи. Более того, Лёша даже не знал, о чём бы написать. Он вспомнил, что обычно стихи бывают по любовь, но сейчас мысли про любовь упорно не хотели лезть в голову.

Сосредоточившись, Лёша стал усиленно думать о любви. В своей жизни он любил уже много раз. Только за последний месяц он успел полюбить и разлюбить не один раз. Сначала он влюбился в Лену Тимохину из 4 «Б». У Лены были очень красивые глаза и длинные ресницы, кроме того, она оказалась очень весёлой и доброй. Однажды, они шли вместе из школы, и он нёс ей портфель. Весь вечер тогда Лёша провёл с Леной: он научил её лазать по деревьям, свистеть и плеваться по-мальчишески, доходить до 5 тура в «стрелялках» на сотовом. Наконец, прощаясь, Лёша подарил Лене свою копилку с несколькими монетами, и дал себе слово любить девочку до конца своей жизни. Правда, уже послезавтра Лёша про неё забыл, впрочем, как и Лена его. И ресницы Лены уже стали обычными, и глаза – только, увы, было не вернуть.

Потом Лёша влюбился в Олю их своего класса, но она оказалась вредной и не дала списать ему на контрольной, а посему и этот роман оказался недолговечным. Затем Лёша стал заглядываться на Таню: ведь у неё были такие чудесные цветные карандаши, что, казалось, можно сразу стать художником, только взяв их в руки. Лёша мечтал, как, когда наступит лето, они с Таней уедут к нему на дачу, будут там вдвоём гулять по лугу и собирать букеты, ходить в лес за грибами и загорать на солнце. Но самое романтичное будет на закате, когда они с Таней сядут на веранде, будут сидеть, соприкасаясь друг друга плечами, а главное – будут рисовать этими карандашами закат. Карандаши Тани Лёше снились по ночам, пока, наконец, наш влюблённый не решился на отчаянный шаг.

Дождавшись, когда никого не будет в классе, он подошёл к Тане и сказал: «Дорогая Таня, ты самая-самая лучшая на свете. Я давно хотел сказать, что люблю тебя. Только это секрет. Поехали со мной летом на дачу?»

Несмотря на всю серьёзность слов Ромео, Джульетта сначала засмеялась, а потом пустила один из своих карандашей в дело и ткнула им Лёшу. Что касается секрета, то уже через десять минут его знала вся школа. Тогда Лёша разозлился и сломал у Тани напополам два карандаша. Таня расплакалась и запустила в Лёшу уже коробку от карандашей, а Лёша понял, что, как ни странно, он уже не любит ни эту плаксу-кваксу, болтунью и вредину, ни её карандаши.

Сейчас Лёша любил Кристину из 3 класса, но считал, что это стыдно, любить такую маленькую девочку, и поэтому скрывал это от всех.

Но даже думая о забавной и симпатичной Кристине из 3 класса, Лёша не мог сочинить хотя бы одну нормальную рифму: «любовь-морковь», «любовь-свекровь», «любовь-готовь». Сколько ни рифмовал Лёша, у него не выходило ничего, кроме подобной чепухи:

«О, ко мне пришла любовь,

Я люблю поесть морковь»

Другой вариант был ещё хлеще:

«Великое чувство – любовь!

Влюбился – верёвку готовь!»

Тут Лёшу понесло.

«О, я люблю! Я то есть влюблённый.

Стою под сосною зелёной-зелёной»

Следующий стих был вообще шедевром:

«Любовь есть великое чувство, сшибает которое с ног.

Любовь, как морская капуста, как толстый морской осьминог».

Причём здесь капуста и осьминог, Лёша не знал, но чувствовал, что в газету это не очень подойдёт. Наконец, после «Любовь – морковь, свекровь и кровь», Лёша понял, что на тему любви ему навряд ли сочинить что-нибудь хорошее.

Он почесал затылок, погрыз ручку, потом снова почесал затылок и вдруг понял, что он неправильно сочиняет стихи. Ведь надо начать с того, что подобрать рифмы, как это делал Незнайка. Всё просто! Палка-галка, печка-свечка, картошка-Антошка! Довольный Лёша схватил ручку и мигом написал:

«На дворе стояла палка,

И на палку села галка.

У меня есть дома печка.

И лежит в кладовке свечка.

Друг мой верный, мой Антошка

Обожает есть картошку»

Ура! Получилось!!! Браво!!!

Тут же Лёша схватил телефон и, позвонив Антону, в трубку стал читать ему стихи.

- Чего? И ты собираешься такие стихи в газету отдавать? – удивился Антон. – Ты каким местом ушибся, когда с Луны сваливался?

- В каком смысле? – не понял Лёша.

- В само прямом. А насчёт картошки, это вообще форменная клевета. Я макароны больше люблю.

Когда Лёша прочитал эти стихи второй раз, они ему понравились уже меньше, а когда в третий, то понял, что лучше провалиться сквозь землю, чем их показывать кому-либо.

Но писать, тем не менее, что-то было нужно, а поэтому в очень скором будущем у Лёши появились следующие стихи

«Хочу залезть на печку

И прыгнуть через речку»

Это была самая настоящая ерундень. Ни через какую речку Лёша прыгать не собирался, тем более ни на какой печке. Тогда наш поэт решил написать о том, что он действительно хочет:

«Хочу ананасов, кокосов и конфет,

Две бочки выпить квасу, ещё хочу омлет».

Омлета, правда, Лёша не хотел, как и квасу, но для рифмы пришлось соврать. Решив дольше быть правдивее, наш поэт написал:

«Тортов, печенья, пирожных,

Халвы, килограмм мармелада.

Пятнадцать сырков съем творожных

И сто килограмм шоколада».

«Что-то у меня всё про еду, - подумал Леша. – Это не очень хорошо, что только про еду, да про еду. Ведь я не только из еды всего хочу!»

«Люблю я на прогулку

Пойти гулять с утра.

Жевать большую булку

И петь «та-ра-ра-ра».

«Да что это такое, опять пор еду! – стукнул себя по голове Лёша. – Хочу не про еду, а получается про еду. Да и потом, «Гулять на прогулку» - это что-то не то.

Уже часы пробили одиннадцать, уже папа с мамой зашли пожелать любимому ребёнку «Спокойной ночи», а «музыка» всё никак не хотела посещать Лёша.

«Хочу поехать к морю,

И там построить дом.

На голубом просторе

Купаться день за днём!»

«А почему стихи должны быть про себя? – подумал Лёша и написал:

«У меня есть дома кот,

Ест он кашу и компот.

И сосиски, и котлеты,

И салаты, и омлеты.

Так что скоро этот кот

Съест компьютер и комод».

«Опять про еду! – рассердился на себя Лёша. – Кота какого-то придумал себе. Это уже не кот, а Робин- Бобин. Вспомнив про Робина-Бобина, Лёша не выдержал, пошёл на кухню и вернулся оттуда с двумя большими бутербродами. Уже чавкая, он вспомнил, что не сделал на завтра уроков, но вместо того, чтобы задуматься, чем ему это грозит, его рука застрочила новые строчки:

«Птицам хорошо живётся

Можно по небу летать.

Никогда им не придётся

Математику решать.

Всё летают и летают,

Дни и ночи, ночи-дни.

И никто им не поставит

Двойку жирную в дневник».

В эту минуту Лёша почувствовал, что мозги у него сейчас вскипят, а из ушей уже валит пар.

«Всё, пора ложиться спать», - сказал он сам себе. А рука его продолжала писать.

«Глядит Луна в окошко,

Приходит ночь в дома.

Ещё совсем немножко,

И я сойду с ума».

«И вправду, - подумал Лёша. – Ложись спать, чудик. Признаешься завтра во всём Сергей Сергеичу. Ну поругает, конечно, так нам и надо. Больше хвастаться не будем.

Посмотрев на часы, Лёша понял, что он уже того. Потому что в голове его пронеслась мысль примерно следующего содержания:

«Ночь. Уже двенадцать.

Пора ложиться спать.

Ведь завтра в семь пятнадцать

Придётся мне вставать».

Лёша лёг, но никак не мог заснуть. Он изо всех сил пытался заснуть, но вместо сна в его голове снова и снова роились стихи.

«Сегодня мне ночью не спится,

Ворочаюсь с бока на бок.

Не спится мне и не лежится,

Зачем-то смотрю в потолок…»

А ну-ка, спать, Лёша! Прекращай думать стихами!

«За окнами ночь, и погасли

На улице все фонари.

На свете жить всё же прекрасно!

Ты спи, отдыхай до зари!»

Стоп, а это уже что-то интересное! Неужели это сочинил он, Лёша? Надо бы записать. Но мысли почему-то путаются. Фонари. Ночь. Звёзды… Почему-то Лёше вспомнился летний пляж в деревне у бабушки.

«Конечно, наступит и лето,

Придут долгожданные дни.

Ты встретишь закаты, рассветы,

Но только сейчас ты усни».

И это тоже мысли Лёши? Или ему кто-то нашёптывает эти солнечные стихи? Кто-то очень добрый, мягкий, сонный, как подушка. А может, ему это уже снится?

«Наступит весна очень скоро,

И к нам возвратятся грачи.

Растает в лесу снег и в поле,

А ты уже спишь, друг, х-р-р пш-ши…»

На другое утро Лёша вскочил от громкого звонка. Он стал выключать будильник, трясти его, и уже хотел стукнуть его чем-нибудь тяжёлым, чтобы тот, наконец, перестал звенеть. Тут только до Лёши дошло, что звонит телефон.

- Что трубу не берёшь? – послышался знакомый голос Антона. – Не дозвонишься до тебя.

- Не «не дозвонишься», а «не дозвонишься».

- Ладно, хва умничать с утра пораньше, - дружеским голосом сказал Антон. – Скажи лучше, что у тебя со стихами.

- Ничего, признался Лёша. – До двенадцати сочинял, но так и не родил ничего.

- И я тоже.

- Ну и ладно. Скажем всю правду Сергей Сергеичу. И Анне Юрьевне. И ребятам тоже.

- Так над нами будут смеяться.

- И пусть смеются. Так нам и надо!

У Лёши сразу как груз свалился с плеч. Тут он случайно выглянул в окно. И что он там увидел! С неба падал густой белый пушистый снег. Он был просто сказочным: белым, мягким и бесшумным. «За окном сегодня сказка, снег как мягкий белый пух», - подумал Лёша. И тут же в его голове пронеслось продолжение: «У снежинок нынче пляска, аж захватывает дух». Вот это да! Это стихи!!! Лёша мигом перекусил, схватил портфель и вприпрыжку побежал в школу.

Лёша шёл по дорожке, ловля ртом снежинки. Почему-то ему вспомнилось детство, когда он ещё ходил в детский садик.

Именно в такой бело-пушистый снежный день у Лёши родилась двоюродная сестрёнка, которая живёт сейчас в другом городе. Теперь ей уже 5 лет. Лёша подумал, что он слишком мало заботится о сестрёнке. А ведь она удивительная: забавная, весёлая, а ещё – умеет читать, писать, даже сама сказки сочиняет. И играть с ней можно во всё, что угодно. И она никогда не обманет, не предаст. А как она встречает Лёшу, когда он приезжает к ней в город! Выбегает на лестницу, прыгает на шею с радостным визгом: «Лё-ё-ска приехал!» И улыбается. И потом уже целый день не отлипнет от Лёши. Как она его любит! А Лёша ей почему-то даже подарки не привозит, а чаще говорит «да отстань». Конечно, подарки они все (и мама, и папа) привозят, но сам Лёша от себя не дарит ничего. а ведь он мог бы, и мог бы сам почаще ездить в гости к сестрёнке. И воспитывать её. И гулять с ней за ручку, и рассказывать про всё-всё-всё на свете. Это не какая-нибудь Таня со своими чудо-карандашами!

Сам себя не помня, Лёша остановился, посмотрел в небо, откуда сыпались миллиарды белых пчёл. Потом он достал листок, ручку и побежал в школу.

Когда Лёша пришёл в класс, все ребята уже были на месте, хотя звонка на урок ещё не было. Антон тоже был в классе.

Как только Лёша зашёл, на него посыпались со всех сторон крики девчонок:

« Ага, вот и наш Моцарт пришёл! Ну, признавайся, что ты там насочинял? «Я талант, я талант! И где твои стихи?»

Не говоря ни слова, Лёша достал сложенный вчетверо и чуть намокший от растаявших снежинок листок, и начал читать.

«За окном сегодня сказка,

Снег как мягкий белый пух.

У снежинок нынче пляска,

Аж захватывает дух.

На дома и на деревья,

На долины тихих рек

Покрывалом белым-белым

Снег ложится, белый снег…

Эх, схватить скорей салазки,

С гор крутых бы полетать!

За окном сегодня – сказка,

И так хочется мечтать!»

Как только он закончил, класс застыл в молчании. И девчонки, которые только что смеялись, и Антон, и Анна Юрьевна. А потом вдруг все зааплодировали. Лёша даже смутился. Ему показалось, что над ним всё ещё смеются.

А потом Анна Юрьевна спросила:

- Ты это сам сочинил?

- Ну да, сказал Лёша. – Не очень, конечно, получилось.

Тут все девчонки разом накинулись на Антона.

- Что же ты нам наговорил? «Наврали, наврали, ничего мы не сочиняем». Слышал сейчас про снежинки? Получается, это ты нам наврал?

- Не наврал, а просто не знал, - вступился за друга Лёша. – Потому что это стихотворение я сочинил только сегодня утром.

- От такой красоты, - учительница показала рукой на улицу, - невольно стихами заговоришь. Снег-то до чего чудный!

И весь класс посмотрел за окно, на куст сирени, весь запорошенный снегом. Ребята вдруг увидели, что на кусте выросло множество красных яблок. И тут разом яблоки взлетели: да, это была стайка проворных снегирей.

- А вот ещё один повод, чтобы написать стихотворение, - сказал кто-то из ребят.

И действительно, очень скоро появилась школьная литературная стенгазета, в которой среди лучших статей и заметок, было и стихотворение Лёши про снежинки. Рядом было ещё одно стихотворение, но уже про снегирей. Его сочинил Антон. Может, конечно, Антону помог Лёша, но если это было так, это уже осталось между друзьями.

Что ещё можно добавить о Лёше и Антоне? Наверно, только то, что после этого случая их дружба ещё больше окрепла. С тех пор они часто пишут стихи и рассказы, только – странное дело – несмотря на то, что они стали знаменитыми в школе, они стали гораздо скромнее. Кто знает, может, это и к лучшему?

А Моцартом, кстати, Лёшу до сих пор иногда называют. В шутку, конечно.